Thursday, November 18, 2010

"Как я провел этим летом", реж. Алексей Попогребский


Есть ли у вас коммунакационная проблема? У меня есть. Когда-то американская начальница Мелоди (в просторечии тетя Песня) так и сказала мне: «Алекс, у тебя коммуникационная проблема». Здесь, в своем уютном бложике, я не стыжусь признаться в том, что часто стыжусь признаться в том, что чего-то не сделал, не знал, неправильно понял, не успел или каким-то образом накосячил. Особенно перед начальством и людьми, от которых завишу. Этакая интровертно-восточная боязнь «потерять лицо». Поэтому я стараюсь ни от кого не зависеть, но пока получается плохо. Поэтому мне близки и понятны переживания одного из героев фильма «Как я провел этим летом». Не стану спрашивать, знакомы ли эти чувства вам, поскольку не сомневаюсь, что знакомы. Порою какое-нибудь дело стопорится только из-за того, что нужно просто поговорить с неприятным человеком, а не хочется. Как не хочется идти к дантисту при первом появлении на зубе кариозного пятнышка, а приходится идти, когда оно превращается в гноящееся болью дупло. Так небольшая проблема, отложенная на потом, не желает рассасываться, а начинает расти. Маленький барьерчик, который в самом начале можно было слегка поморщившись перешагнуть, вырастает в непреодлолимую стену, которую придется преодолевать с болью и кровью потом, когда припрет. А наблюдая за ростом этой стены, думаешь: ну какого черта?! Почему сразу не сказать все как есть? Не убьют же тебя, в конце-концов! А если убьют? Ну конечно, не меня и не здесь, но бывают ведь экстремальные ситуации, когда могут и убить! Закон – тундра, прокурор – медведь...


...На далекой метеостанции, что на маленьком островке близ Чукотки, живут двое: бывалый мужик Сергей Витальевич Гулыбин (Сергей Пускепалис) – опытный полярник старой закалки, гулыба и матерый человечище, и молодой парень Паша Данилов (Григорий Добрыгин) – недавний выпускник, которого неизвестно какой черт занес в эти суровые места. Сама метеостанция постройки 1935 года, и, похоже, на ней ничего не менялось с тех пор, как в 1985 г. покрасили комнатки в синий цвет и повесили желтенькие занавески. Из примет нового времени только современная рация, компьютер и Паша, который рубается на этом компьютере в стрелялки, не расстается со своим айподом, бегает по тундре как заяц и прыгает по ржавым бочкам из-под бензина, которые остались от военных, сидевших на острове во времена «холодной войны». От них же осталась и какая-то сильно радиоактивная хреновина неизвестного назначения, которой суждено сыграть роковую роль в судьбе героев, но не стану забегать вперед... Суровый Сергей Витальевич, осколок прошлого и продолжатель традиций полярников 30-х, относится к молодому напарнику с легким отеческим презрением. Его раздражает пашино разгильдяйство и пофигизм, и порою он способен отвесить парню воспитательный подзатыльник. Паша побаивается Сергея Витальевича, причем гораздо больше, чем он того заслуживает. Что тому виной – опыт неприязненных отношений с отцом или отсутствие отца как такового и опыта тесного общения со старшим мужчиной – это остается за кадром. С точки зрения зрителя, Сергей – нормальный мужик, строгий, но справедливый, держит парня в ежовых рукавицах для его же пользы, ибо с Севером не шутят. Однако у пашиного страха глаза велики.


Однажды, когда Сергей отлучился на рыбалку, Паша принял радиограмму о том, что жена и ребенок Сергея, в которых тот души не чаял, попали в катастрофу и находятся в больнице*. Начальство с большой земли приказывает готовиться к эвакуации и ждать ледокола, который снимет их с острова. «Передай Гулыбину радиограмму и больше ни с чем к нему не лезь!» Легко сказать... Такую новость нелегко передать даже постороннему, тем более человеку, с которым придется провести один на один еще несколько дней. Паша боится, что Сергей будет метаться от вынужденного безделья и срывать на нем свою бессильную ярость. Тогда их жизнь превратится в ад. Он решает ничего не говорить и попытаться протянуть время до прихода судна. Впрочем, «решает» – не то слово, просто не может себя заставить. Оставляет листок радиограммы лежать под стулом в инфантильной надежде, что Сергей сам найдет и прочтет. Начинает лгать начальству, изворачиваться, умышленно портит рацию... К моменту решающего объяснения, которого все-таки не избежать, его паранойя разыгрывается настолько, что дальнейшие события приобретают совершенно абсурдный оборот со стрельбой, погонями, охотой друг на друга и едва не приводят к смертоубийству. Каким бы бредом это ни казалось, однако же, каждый последующий шаг логически вытекает из предыдущего…


Картина оказалась для меня приятным сюрпризом. В ней всего два действующих лица, не считая голосов по радио, и оба актера играют очень хорошо и естественно, без переигрывания и без ленивого «сойдет и так», характерного для многих российских актеров. Сюжет, который в пересказе может вызвать недоумение, в их исполнении выглядит вполне достоверно. Словом, оба вполне достойны своих Серебряных Медведей. Отдельной похвалы заслуживает визуальный ряд. Съемки проходили на реальной полярной станции, которая, однако же, выглядит сюрреалистически –маленький домик на узкой косе, окруженный бесконечной водой, словно дом посреди океана в «Солярисе». Длинные статичные кадры воды и облаков, оттенки неяркой северной природы, световые переливы бесконечного полярного дня гипнотизируют и завораживают. Фильм снят на цифровую видеокамеру Red One. Это одновременно и хорошо и плохо. Цифровая камера делает с кинематографистами то же, что и с фотографами – побуждает снимать МНОГО: делать дубли по часу, добиваясь того, чтобы актеры не играли, а буквально жили в кадре, не замечая камеры; пробовать бесчисленное множество вариантов и тут же выбирать наилучшие; снимать все, что попадается на глаза и кажется ценным; словом, безнаказанно накручивать метраж, ибо каждый кадр практически ничего не стоит. Требуется строгая самодисциплина, чувство вкуса и меры, чтобы включить в картину только то, что нужно, а не все, что хочется. Жертвой цифрового соблазна пал Д. Линч со своей «Внутренней империей», не удержался и Попогребский. «Как я провел...» идет больше двух часов, хотя безо всякого ущерба для сюжета и эстетики его можно было бы уложить в полтора.


* * *

И все-таки, на месте Паши сказал бы я о радиограмме или нет? Вспоминая себя в его возрасте, думаю, что после сомнений и колебаний сказал бы – дело слишком серьезное. В таких случаях стоит руководствоваться принципом «делай что должен, и будь что будет».

______________________________________

*В дальнейшем о них уже говорят, как о мертвых.


No comments:

Post a Comment